Соловьиная симфония

     Забавная штука - время. Вроде бы только в начале апреля садился за клавиатуру в последний раз поразмышлять на книжные темы, а уже конец мая. Вот так всегда - либо летит незаметно, либо тянется со скоростью ленивой улитки. Ну что же, утешу сам себя тем, что счастливые часов (а то и недель) не наблюдают, и использую свободное время, чтобы просто "причесать" свои собственные майские ощущения.

     Наверное, из всего мая одним из самых потрясающих впечатлений подарили дачные дни самого его начала. Разумеется, в самих дачных заботах и хлопотах ничего особенно выдающегося нет. Но вот первые же минуты после приезда по дороге от остановки до участков слегка потрясли, другого слова просто не подберешь. Вдоволь наглотавшись сначала утреннего городского смога, затем вокзального неистребимого "аромата" железной дороги, затхлости электрички и последующего автобуса, первый же глубокий вдох загородного воздуха весьма ощутимо закружил голову. Разумеется, не до такой степени, чтобы свалить с ног, но вполне достаточно, чтобы это ощутить. 

     И под эту легкую головную круговерть неторопливо двигаясь в нужном направлении и привычно перебирая в голове первоочередные дела, начал ощущать что-то необычное. Все вокруг на протяжении этого километра пути почти за пятнадцать лет такое привычное и знакомое, каждый домик на пути, заборы, знакомые канавки и выбоины на дороге, глубокое небо и едва начинающие распускаться деревья все было на месте, но чего-то не хватало. Но что-то и появилось. И лишь спустя некоторое время понял, что именно. Не было слышно привычных дачных звуков - визга пилорамы, гудения насосов, голосов перекликающихся соседей, лая собак... Даже вездесущего круглосуточного шума проходящей километрах в двадцати автострады не было слышно. Все эти привычные и знакомые звуки буквально утонули и растворились в оглушительном весеннем птичьем гомоне. Разумеется, их городские собратья пытались от них не отстать, но их песни ни в какое сравнение не идут с этим мощнейшим и громогласным загородным оркестром. 

     И уж окончательно потрясло то, что большую часть этого хора составляли...соловьи. Помнится, как-то вспоминал про одинокого соловья, поющего в самом центре города каждую весну среди этих бетонных джунглей. А теперь попробуйте представить несколько сотен таких певцов... Это было что-то невероятное и по громкости, и по силе, и по красоте. Обычно когда много, это не всегда хорошо, но не в этом случае. Не знаю почему, но у меня первое же сравнение было с шумом водопада, который как и соловьиные трели, складывается из самых разных оттенков, а все вместе они превращаются в нечто сильное, мощное и словно вечное... Когда каждая трель одного продолжается другими, подхватывается, усиливается, добавляется, из индивидуальности превращаясь в нечто общее и целое, единое и вместе с тем неповторимое в каждой секунде звучания. Непередаваемое ощущение.

     Но вот уж чего не ожидал, так это продолжения. Обычно после всех дачных дел, да еще и на свежем воздухе, всю ночь до пяти утра меня и пушкой не поднять, даже аромат свежеприготовленного чая не возымеет действия. Но необычности этой весны продолжались. Проснулся ровно в три часа ночи, с недоумением и досадой взглянул на часы, словно именно они были повинны в этом незапланированном пробуждении. Недоумение усилилось, потому что осознал, что совершенно не хочу больше спать. И вот, зябко поеживаясь от ночных восьми градусов тепла, вышел на улицу и снова поразился. Достаточно просто представить эту картину - ночная темень, черно-фиолетовая, ни единого пятнышка света, все образы вокруг скорее угадываются, чем реально видятся. 

     И вот вся эта мгла была в буквальном смысле заполнена ничуть не умолкнувшим даже в такой кромешной тьме птичьим пением. Но в отличие от дневного впечатления, ночное пение как-то само собой разложилось на отдельные голоса. Первым голосом, разумеется, были самые яркие и причудливо переплетающиеся соловьиные голоса, звучащие в ночи словно перезвон огромного количества маленьких колокольцев. Им вторило едва слышимое в этом оглушающем многообразии посвистывание трясогузок и синиц, которое разбавлялось едва слышимым чириканьем воробьев (вот уж кому бы спать и спать!). И на самом краю этого голосистого буйства пронесся едва слышимый стрекот сороки, который тоже органично вплелся в эту многоголосую ткань. И словно основным вторым планом, будто отсчитывающим такты, было равномерное мягкое уханье кукушки. Диссонансом ко всему этому произведению пару раз резанул слух обиженный хриплый карк видимо никак не могущей уснуть от этого гомона вороны... 

     Причем если утреннее пение навеяло мысли о водопаде, то здесь было уже сравнение с морем - сила пения то нарастала, становясь почти оглушительной в этой ночной тишине (тишине ли?), то падала, словно уходящая волна... И вот, стоя с дымящейся чашкой чая на росистой траве, вдыхая его свежий мятный аромат, который причудливо перемешивался с ароматом влажной свежескошенной травы, глядя на вырывающиеся от дыхания клубы пара и слушая все это абсолютно бескорыстное и наполненное жизнью произведение, смотря на алеющую на востоке полоску предвестника этого дня, испытываешь чувство, которое не описать словами. Хотя, если честно, они здесь будут просто лишними.